Пекин открестился от пыток миллиона мусульман
В Китае опровергли информацию о содержании в пенитенциарных учреждениях в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) как минимум одного миллиона уйгуров. Об этом заявил замминистра иностранных дел КНР Чжан Ханьхуэй, передает ТАСС.
Замглавы ведомства подчеркнул, что информационную кампанию против Китая начали «определенные люди с неясными интересами». Их ошибка заключается в том, что они описывают «центры образования и профессиональной подготовки» как концентрационные лагеря для уйгуров, считает Ханьхуэй.
Он также назвал нонсенсом и сфабрикованными данными озвученные международной организацией цифры о миллионе заключенных в лагерях человек. По словам замминистра, распространение недостоверных данных о положении уйгуров в Китае связано с нежеланием «определенных сил в международном сообществе» нормально относиться к развитию страны и мышлением времен холодной войны.
В августе Комиссия ООН по правам человека сообщила, что по меньшей мере миллион представителей этнических меньшинств содержится в закрытых лагерях в СУАР, где их якобы перевоспитывают. Людей заставляют петь революционные песни, изучать идеи председателя КНР Си Цзиньпина, говорить на неродном для них китайском языке. Существование лагерей официальный Пекин объясняет профилактикой террористической деятельности в регионе. В то же время те, кто прошел через перевоспитание, говорят, что людей в лагерях подвергают пыткам.
Год назад был опубликован доклад правозащитный организации Хьюман Райтс Вотч, в котором говорилось, что китайские власти проводят в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) кампанию репрессий против мусульман тюркского происхождения, которая сопровождается массовыми и систематическими нарушениями прав человека.
117-страничный доклад «‘Искореняя идеологическую заразу’. Репрессии китайских властей против мусульман в Синьцзяне» представляет новые факты массовых произвольных задержаний, пыток и недозволенного обращения, а также контроля за повседневной жизнью граждан, фактически перерастающего в тотальный. 13-миллионное мусульманское население тюркского происхождения в нарушение международных норм о правах человека подвергается в СУАР принудительному политическому индокринированию, коллективному наказанию, ограничениям на свободу передвижения и коммуникации, все более жестким ограничениям на религиозную практику и тотальной электронной слежке.
«Произвол китайских властей в Синьцзяне по своим масштабам не имеет аналогов за последние десятилетия, — говорит Софи Ричардсон, директор Хьюман Райтс Вотч по Китаю. – Нынешние репрессии в СУАР служат ключевым тестом готовности ООН и заинтересованных правительств к принятию в отношении набирающего силу Китая конкретных мер по прекращению этих нарушений».
Доклад основан преимущественно на материалах интервью с 58 бывшими жителями СУАР, пятеро из которых подверглись задержанию, а 38 – родственники задержанных. 19 человек из числа наших собеседников уехали из СУАР в течение последних полутора лет.
Кампания«Мощный удар», развернутая китайскими властями, началась в Синьцзяне в 2014 г. Резкая эскалация репрессий отмечается с конца 2016 г., когда туда из Тибета был переведен секретарь Компартии Китая Чэнь Цюаньго.
С тех пор происходит нарастание массовых произвольных задержаний: людей отправляют как в официальные следственные изоляторы и тюрьмы, так и в «лагеря политического перевоспитания», у которых нет никакого правового статуса в китайском законодательстве. По заслуживающим доверия оценкам, в политлагерях находится порядка миллиона человек. Там мусульмане тюркского происхождения учат китайский, привыкают славить Компартию и осваивают касающиеся преимущественно их правила. Тех кто не желает «учиться» или не показывает хороших результатов, ждет наказание.
В политлагерях не обеспечиваются никакие процессуальные права, поскольку формально людям не предъявляется обвинений и они не предстают перед судом, однако им не разрешены контакты ни с адвокатом, ни с родственниками. В лагерь попадают за связи с зарубежьем, в особенности с государствами из официального списка «26 чувствительных стран», за использование WhatsApp или других иностранных приложений для связи, а также за мирное выражение национально-культурной идентичности и религиозности. Ничто из перечисленного не является преступлением.
Человек, который не один месяц провел в политлагерях, рассказывал Хьюман Райтс Вотч: «Спрашиваю, можно ли мне нанять адвоката. Отвечают: ‘Нет, адвокат тебе не положен, потому что ты не осужден. Нет необходимости защищать тебя от чего-то. Ты в лагере политического перевоспитания, и все что от тебя требуется – это просто учиться’».
На воле мусульмане тюркского происхождения в Синьцзяне подвергаются таким чрезвычайным ограничениям, что во многих отношениях их жизнь не слишком отличается от лагерной. Передвижения произвольно ограничиваются административными мерами, блокпостами и практикой изъятия паспортов, которые затем хранятся в полиции. Идет постоянное политическое индоктринирование, включая обязательное присутствие на церемонии поднятия китайского флага и на собраниях по политвоспитанию или осуждению «неправильных проявлений», а также посещение «вечерних школ» китайского языка. Беспрецедентный уровень контроля за религиозной практикой равносилен фактическому запрету ислама в регионе.
Население СУАР постоянно подвергается всепроникающей слежке. Власти поощряют взаимные доносы соседей и задействуют самые современные технологии тотальной электронной слежки с использованием QR-кодов, биометрической информации, искусственного интеллекта, шпионских программ в смартфонах и больших данных. К слежке привлечено больше миллиона чиновников и правоохранителей – вплоть до таких методов, когда прикрепленный куратор должен регулярно навещать своих подшефных по месту жительства.
Политика китайских властей в Синьцзяне приводит к разделению семей, когда родственники оказываются застигнутыми врасплох ужесточением паспортного режима и режима пересечения границы. В некоторых случаях это приводит даже к разлучению детей с родителями. Мусульманам тюркского происхождения запрещены контакты с зарубежьем. Имели место случаи, когда этнических уйгуров и казахов за пределами Китая власти пытались заставить вернуться, в то время как от других требовали сообщить подробную личную информации о жизни за рубежом.
По итогам августовского рассмотрения ситуации в Китае Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации охарактеризовал положение в Синьцзяне как «бесправную зону».Китайская делегация не согласилась с такой оценкой, а сами политлагеря назвала «центрами профориентации».
Очевидно, что в Китае недооценивают серьезные политические издержки нарушений в СУАР – возможно, отчасти это связано со статусом страны в ООН, отмечает Хьюман Райтс Вотч. Учитывая более чем достаточный объем фактов, свидетельствующих о грубых нарушениях прав человека в Синьцзяне, другие государства должны задействовать широкий спектр многосторонних и односторонних мер. Необходимо также объединение усилий в рамках Совета ООН по правам человека в интересах создания механизма сбора и оценки фактов нарушений и введения адресных санкций в отношении секретаря КПК Чэня Цюаньго и других причастных к нарушениям руководителей.
«Боль и страдания разделенных семей, пребывающих в полном неведении о судьбе своих близких, резко контрастируют с заявлениями Пекина о ‘счастливых’ и ‘благодарных’ тюркских мусульманах Синьцзяна, — говорит Софи Ричардсон. – Неспособность или нежелание решительно потребовать прекращения произвола только еще больше развяжут руки китайским властям».
Избранные цитаты из доклада
Имена и идентифицирующая информация не разглашаются в интересах безопасности проинтервьюированных нами лиц, вместо этого используются условные псевдонимы.
О политлагерях
Никто не может пошевелиться, потому что наблюдают по видеокамерам, а потом через какое-то время голос из динамика говорит, что можно на пару минут расслабиться. Тот же голос дает команду на движение …, за нами все время наблюдали, даже в туалете. В лагере мы все время под стрессом были.
— Рустам, провел в политлагерях несколько месяцев, май 2018 г.
Я не подчинялся их порядкам… Посадили меня в карцер… Это где-то два на два метра, есть не дают, пить не дают, руки скованы за спиной, и нужно круглые сутки стоять без сна.
— Нур о пережитом в лагере, март 2018 г.
Ежедневный контроль на воле
В общей сложности пять чиновников … по очереди меня проверяли [дома]. И они должны были фиксировать, что проверили… На фотографиях они мне политинформацию читают, или как я им постель на ночь стелю, или как они спят на диване.
— Айнур, уехала из Синьцзяна в 2017 г., май 2018 г.
С начала 2017-го два раза в неделю чиновники приходили. Некоторые даже на ночь оставались. Сначала приходило начальство: составляют список, новых «родственников» тебе назначают… [Эти «родственники»] общались с моим сыном, с внуками, фотографировались, за стол садились, спрашивали: «Где муж, куда уехал?» Я была не на шутку напугана, делала вид, что занята с внуками. Боялась, что сорвется случайно с языка, что муж уехал [за границу]. Так что отмалчивалась.
— Айнагуль, 52 года, сын в политлагере, уехала из Синьцзяна в 2017 г., май 2018 г.
Трансграничные аспекты кампании «Мощный удар»
Сначала позвонили из сельской полиции, потом из бюро [общественной безопасности] повыше. Номер не высвечивался – не поймешь, откуда звонят… Полиция сказала: «Не вернешься – мы сами за тобой придем».
— Дастан, 44 года, живет за пределами Китая, жена в политлагере, май 2018 г.
Они дают сигнал, что даже если ты в другой стране, то они все равно тобой «командуют»… Я боюсь… Я ни в какую террористическую организацию или, там, против Китая не вступал. На демонстрации ни на какие не ходил, флаг Восточного Туркестана не носил. За мной в Китае ничего криминального нет… Так почему же они так?
— Мурат, 37 лет, студент, живет за пределами Китая, сестра в политлагере, июнь 2018 г.
