Получив независимость после распада СССР, теперь уже постсоветские государства занялись поиском новой национальной идентичности. У кого-то этот процесс прошел быстро и безболезненно, например, в странах Балтии еще были живы те, кто родился и вырос в независимых государствах. Куда меньше повезло среднеазиатским республикам, которым пришлось фактически с нуля создавать свою государственность с ее историческими скрепами и национальными героями. В качестве материала для новой исторической мифологии им были доступны лишь опыт полуколониальных окраин в составе двух империй — Российской и советской — и немногочисленные эпизоды сопротивления, граничащие с бандитизмом. На каких примерах формируются новые национальные мифы в постсоветских республиках Средней Азии.

Столетний исход

После развала Советского Союза государства Средней Азии остались один на один со своими проблемами. Развал экономики и социальной сферы, нищета, трудовая эмиграция, наркоторговля, рост экстремизма и вооруженные конфликты — такова была печальная картина данного региона. Правительства этих государств остро нуждались в каком-то объединяющем факторе, который позволил бы консолидировать общество и объяснить ему текущие временные трудности. Таким фактором стал образ враждебной империи-угнетателя, виновной во всех бедах среднеазиатских народов.

Свою роль в формировании новых антироссийских национальных мифов в Средней Азии играют и внешние силы. С развалом СССР в Средней Азии значительно усилилось влияние Турции. Ею двигали пантюркистские идеи, в рамках которых этот регион рассматривался в качестве одной из сфер турецкого влияния. Проводником этих идей было, например, движение «Хизмет», основанное исламским проповедником Фетхуллахом Гюленом.

Пожалуй, самым ярким таким мифом стало среднеазиатское восстание 1916 года. Оно охватило все владения Российской империи в регионе. Самые страшные события развернулись в Семиречье, на территории современной Киргизии и юга Казахстана.

Причиной восстания стало то, что в 1916 году, в разгар Первой мировой войны, российское правительство решило привлечь мусульманское население Средней Азии к тыловым работам в прифронтовых районах. Это была беспрецедентная ситуация, люди считали, что это чужая война. Кроме того, межэтническая напряженность в регионе к тому моменту нарастала уже не первый год — коренное население злилось, что правительство отнимает у них земли и отдает русским переселенцам. Разумеется, сыграли свою роль немецкие и турецкие спецслужбы.

Антироссийский бунт вспыхнул в июле в Самаркандской области современного Узбекистана и быстро охватил весь регион с населением более 10 миллионов человек. В Семиречье началась настоящая этническая чистка. Киргизы жестоко убивали всех попадавшихся им на пути русских. Их жертвами стали тысячи мирных поселенцев, в основном женщины и дети. Изощренные казни и изнасилование стали обыденностью. Естественно, войска, присланные правительством империи на подавление восстания, на жестокость отвечали жестокостью.

В ходе подавления восстания несколько тысяч киргизов погибли, несколько десятков тысяч покинули пределы Российской империи и перебрались в соседний Китай. Этот процесс получил название «Уркун» (Великий Исход). В русском массовом сознании это восстание практически не фигурирует. Оно проходило на окраине империи, к тому же потерялось на фоне двух революций и Гражданской войны. Однако в Средней Азии, а особенно в Киргизии, России до сих пор припоминают расправу над своим народом, и эта история занимает одно из центральных мест в национальном пантеоне исторических мифов.

Избирательное сожаление

В советские времена восстание в Семиречье подавалось как пример борьбы низов с жестокой царской администрацией. Восставшие среднеазиатские народы принято было восхвалять за проявление классового самосознания и борьбу с колониальным угнетением.

Именно киргизские власти ярче всех отметили в 2016 году столетие «национально-освободительного» восстания. Тему «преступлений русских карателей» отрабатывали в 2015-2016 годах все государственные и общественные институты Киргизии. В Национальной библиотеке страны прошла конференция «Достойное проведение 100-летия Уркуна — наш общенациональный долг», организованная бывшим вице-премьером страны Азимбеком Бекназаровым.

Тогда же на базе Американского университета Центральной Азии состоялся научный конгресс «Переосмысление восстания 1916 года в Центральной Азии». В описании мероприятия восстание характеризуется как «наиболее массовый и жестоко подавленный национальный протест против российского колониального режима». В стране при поддержке бывшего министра культуры Алтынбека Максутова даже сняли фильм о восстании «Уркун», который показывали по всей стране.

Свою роль в формировании антироссийских настроений в обществе играет и система образования. В школьных учебниках по истории события 1916 года рассматриваются как геноцид киргизов. Авторов учебных пособий неоднократно обвиняли в резких и эмоциональных формулировках, однако те утверждают, что просто излагают исторические факты.

Конечно, не все в Киргизии поддерживают такую политику памяти в отношении бунтов 1916 года. Так, профессор истории Киргизского национального университета Шаиргуль Батырбаева призывает к взвешенной оценке произошедшего. «Действительно, было жесткое подавление восстания. Но нельзя умалчивать о причинах этой трагедии. Когда отряды, присланные для усмирения бунта, увидели посаженые на вилы головы русских женщин и детей, то их реакция была соответствующая», — объясняет киргизский историк. Однако ее голос тонет в потоке патриотического официоза.

На заработках в России находится до одного миллиона граждан Киргизии, то есть каждый шестой. В среднем ежегодный объем денежных переводов из России составляет 1,5-1,7 миллиарда долларов, или примерно семь процентов киргизского ВВП.

Не только в Киргизии торжественно отмечают годовщину среднеазиатского восстания в Семиречье. Так, запущенный правительством Казахстана сайт National Digital History сетует на невероятные притеснения и несправедливость колониальной политики царизма. О жестоко убитых ни в чем неповинных русских, ставших жертвами восстания, предпочитают не вспоминать.

В первой столице Казахстана Алма-Ате лидерам антирусского восстания Амангельды Иманову и Алиби Джангильдину в советское время установили памятники. Их бюсты представлены на Аллее выдающихся деятелей Казахстана. В родном ауле Иманова в 1964 году открыли в его честь мемориальный музей. Он становился героем пьес и поэм казахских авторов. О резне русских в ходе восстания советские идеологи предпочитали не вспоминать. СССР исчез, но традиция осталась.

Помимо сугубо политических вопросов в двухсторонних отношениях России со среднеазиатскими странами, подобное чествование восстания 1916 года ставит и гуманитарный вопрос. Один из крупнейших российских востоковедов Алексей Малашенко в своей монографии «Центральная Азия: на что рассчитывает Россия?» обращает внимание на проблему дерусификации региона. Города и улицы лишаются своих русских названий. Русский язык выдавливается из общественной и культурной жизни. На фоне параллельного с дерусификацией культивирования антироссийских исторических мифов, следующее поколение жителей Средней Азии может оказаться куда хуже настроено к России, чем нынешнее.

Белое солнце пустыни

Начало ХХ века в Средней Азии памятно еще одним историческим явлением, на котором строят свою национальную мифологию государства региона. Речь идет о басмачестве — партизанском движении, появившемся после 1917 года для борьбы с советской властью. Они подрывали объекты инфраструктуры, устраивали различные диверсии и вооруженные нападения. Сами же басмачи предпочитали именовать себя моджахедами.

Сейчас в Средней Азии басмачей предлагают почитать как героев и борцов за независимость. «Среди них были и идейные борцы, вдохновители движения, но не все они были патриотами, которые боролись за свободу. Имелись там представители интеллигенции, улемы и даже национал-коммунисты. Можно сказать, что это была сложная, многообразная палитра, отражавшая духовное и политическое состояние всего туркестанского общества. В целом же этих людей объединяла идея освобождения своей отчизны, стремление к свободе и независимости», — вдохновленно рассказывает о басмачах киргизский историк Бермет Бакеева.

Движение басмачей зародилось одновременно с началом Гражданской войны в России в начале 1918 года. Причиной восстания стали развал Российской империи и последующая ликвидация большевиками местных автономий на территории нынешних Узбекистана, Казахстана, Таджикистана, Туркмении и Киргизии. Местная знать попробовала воспользоваться историческим шансом захватить власть. Это накладывалось на общий развал империи и порожденный им всплеск бандитизма на одной шестой части суши.

По своему социальному составу движение было неоднородным. Наиболее яркие лидеры басмачей происходили из знатных родов. Например, Муэтдин-бек родился в семье крупного кипчакского бая (землевладельца), а отцом Ибрагим-бека, продолжавшего свою диверсионную деятельность до 1931 года, был полковник армии Бухарского эмира.

Большую роль в поддержании партизанского движения играло и духовенство. Мусульманские улемы вели активную исламистскую пропаганду, подпитываемую пантюркистскими кругами Турции. Основой же басмачества стали среднеазиатские крестьяне. Не имея традиционной военной выучки и нормального образования, они отлично справлялись с задачей благодаря привычке к суровой жизни в степях и вполне могли бороться с регулярной армией.

Басмачи прекрасно знали местность и местных жителей — те, в свою очередь, поддерживали партизан: коренное население было недовольно большевиками, которые национализировали землю, грубо и жестоко обращались с жителями и не учитывали сложившиеся социальные порядки. Численность партизан по тем временам была огромной: около 30 тысяч в 1920-м, спустя четыре года, когда басмачей разгромили, их количество уменьшилось до 20 тысяч, но все равно оставалось внушительным.

Со временем партизаны маргинализировались и перешли к откровенному бандитизму. Бои с ними происходили вплоть до Великой Отечественной войны.

Поскольку исторические факты — штука упрямая, и, чтобы скрыть то, что басмачи 20 лет между Гражданской и Великой Отечественной войнами занимались разбоем и промышляли бандитскими нападениями, на помощь приходят искупительные мотивы. Например, переход басмачей к грабежам современные историки объясняют «ослаблением их поддержки». Ведь грабежи позволяли партизанам содержать свои отряды и продолжать борьбу за народное благо и независимость.

Как и в случае среднеазиатского восстания 1916 года, большая роль в формировании «правильной» картины мира отводится школьным учебникам. Так, в Узбекистане на уроках истории детей уверяют, что советская власть фальсифицировала истинную сущность национально-освободительного движения. Дескать, Советы, как и Россия, проводили шовинистическую колониальную политику, а «грабежи и разбои красноармейцев привели к массовости басмачества».

В киргизском учебнике истории говорится: «(…) басмаческое движение не может интерпретироваться как очередное восстание, но есть вооруженная война местного населения против советской власти. Одним из основных требований басмачей в их схватке с большевизмом было создание национального государства». У любого человека, мало-мальски знакомого с историей, этот тезис вызывает вопросы. Для национального государства нужна нация, а в Средней Азии в начале XX века такая социальная конструкция просто не успела сформироваться. Но дети вряд ли задаются такими вопросами.

Стремление среднеазиатских стран выставить свою историю в наилучшем свете вполне понятно. Так поступают абсолютно все. Однако то, что в качестве одного из наиболее знаковых событий своей недавней истории эти государства выбирают кровавое антироссийское восстание, а в качестве исторических героев — разбойников-басмачей, заставляет задуматься. Станут ли такие герои примером для подражания среднеазиатской молодежи в XXI веке?